СТИХИЙНЫЙ РУССКИЙ ТАЛАНТ
В Россию баритонам показываться нельзя – у них Головин есть!
(Из рецензии в итальянской газете 1929 г.)
В истории советского оперного искусства имя и судьба нашего земляка Дмитрия Даниловича Головина (1894–1966) отмечены удивительным взлетом и всенародным признанием редкого таланта самородка и трагическими обстоятельствами, прервавшими блистательную карьеру истинного любимца публики.
...Незадолго до смерти он смог навестить село Безопасное и Ставрополь – родные края... Прошло почти сорок лет с тех пор, как в стенах музея им. Г. К. Праве мы впервые встретились с Дмитрием Даниловичем, его родными и друзьями. Седой, как лунь, но все еще статный, с живой искоркой в глазах, он вовлекал всех нас, присутствующих на встрече еще молодых сотрудников музея и архива, в мир воспоминаний, музыки, театра, гастролей; показывал старые афиши, фотографии, импровизировал оперные сценки. Увы, вскоре его не стало – даже могучий организм не смог выдержать того, что довелось ему испытать в сороковых годах. О премьере Большого театра Союза ССР, заслуженном артисте РСФСР, орденоносце Дмитрии Даниловиче Головине сохранилось немало воспоминаний, театральных рецензий, архивных документов: созданы экспозиционные комплексы в Государственном театральном музее имени А. А. Бахрушина, Ставропольском краеведческом музее им. Г. Н. Прозрителева и Г. К. Праве. Тем не менее, о нем знают очень немногие ставропольцы.
Сейчас, когда в нашем распоряжении оказалась масса правдивых и волнующих свидетельств, просто необходимо поведать о добром имени Дмитрия Даниловича Головина – крестьянского сына, возвысившегося своим талантом и трудом до всемирного признания и славы.
Обладатель редкого по красоте, силе и тембру голоса, Головин с большим успехом выступал в партиях лирического и драматического баритона. Мизгирь и Грязной, Евгений Онегин и Мазепа, князь Игорь, Демон, Яго, Риголетто, Фигаро – вот она, галерея незабываемых образов, созданных замечательным певцом. В его концертном репертуаре были романсы Глинки, Чайковского, Рахманинова, оперные арии Тома, Леонкавалло, Рубинштейна, русские народные песни, песни советских композиторов. В силу своей одаренности и прекрасного, от природы поставленного голоса Головин начал выступать сначала в хоре Андреевской церкви, а в начале 20-х годов – в театре имени Луначарского (бывший театр Пахалова) в Ставрополе, где был замечен приехавшим в наш город известным русским театральным деятелем С. Зиминым. Последовало приглашение а Москву, двухлетняя подготовка в стенах Московской консерватории, в классе профессора Н. Райского и параллельно в студии К. Станиславского. Потом в 1924 году состоялся блестящий дебют (партия Демона) Головина на сцене Большого театра. Этот взлет феноменален: за каких-нибудь шесть-семь лет от бравого матроса и запевалы в экипажах черноморских тральщиков до советской оперной знаменитости.
В течение первого десятилетия советская культура обрела новую могучую плеяду. На одной только оперной сцене появились такие фигуры, как Барсова, Пирогов, Нежданова, Козловский, Лемешев, Максакова, Печковский, Ханаев, Нэлепп, Головин, Сливинский, Рейзен, Преображенская и многие другие, определившие высокий уровень вокального искусства. Сергей Яковлевич Лемешев вспоминал: «...В пору своего расцвета, в конце 20-х-30-х годов, он часто пел так, как, пожалуй, до него никто не пел. Голос его по диапазону представлялся бесконечным, казалось, что его вполне хватило бы на двух певцов! Поражала не только сила звука, но также легкость и свобода, с которыми он преодолевал все технические трудности. И артистический темперамент певца был подстать его вокальному дарованию. Когда Головин был «в ударе», на сцене, за кулисами и в зрительном зале царил праздник, небывалый подъем. После его первых выступлений в «Демоне» на тбилисской сцене, помню, не только зрители, но и многие из певцов словно ошалели от той стихии звука и мощного драматизма, который обрушивал на них Головин».
В 1928 году по инициативе А. Луначарского, который высоко ценил Дмитрия Головина как певца и актера, Наркомпрос посылает его в Милан. Певец совершенствуется у знаменитых мастеров итальянского бельканто. Концерты и спектакли в Париже и Монте-Карло принесли ему мировую известность.
Зарубежные газеты в те годы писали: «Выступления русского баритона Головина произвели неизгладимое впечатление...»
«...По красоте и силе звука, по благородству тембра голос Головина не знает себе равных».
«...Чтобы дать представление об этом феноменальном артисте-певце, достаточно сказать, что он свободно берет верхнее «до», предельную ноту лучших теноров» (Монте-Карло).
«...Восторгам и неистовству публики не было пределов, когда стало известно, что Головин с девяти до четырнадцати лет был деревенским пастухом, что до появления на сцене он был сапожником, токарем по металлу, поваренком на пароходе, а с 1914 по 1918 год рядовым матросом Черноморского флота, и что свою артистическую карьеру он начал только в 1924 году» (Париж).
Поистине блистательная карьера! Ему рукоплещут Милан и Париж, проходят десятки, сотни встреч с рабочими, колхозниками, краснофлотцами, а по красным датам календаря – праздничные концерты в Кремле и короткие, но желанные заезды на Ставрополье, в родное село Безопасное, в отчий дом...
Еще одни штрих к его портрету. В октябре 1941 года Большой театр эвакуировался в Куйбышев. Но Головин остался в Москве, часто выезжал в составе фронтовой бригады на передовую.
Впрочем, снова обратимся к Сергею Яковлевичу Лемешеву: «Михаил Маркович Габович (известный солист балета Большого театра. – Н. Д. и В. Г.) получил разрешение организовать работу филиала. Мы пришли на первое собрание не без волнения. Сколько же нас? Оказалось, не так-то уж мало: вот горделивая и величественная фигура Обуховой, открыто приветливое лицо Каульской, строгая Степанова, неизменно сдержанный Ханаев, всегда живой, темпераментный Головин, скромный Бурлак, кое-кто из балета: Бессмертнова, Руденко, Литавкина, Чичинадзе… Одним словом – труппа. Если и небольшая, то уж и не такая маленькая, чтобы с ней нельзя было работать. Составился оркестр и хор... Итак, 19 ноября, когда фронт находился всего в 30-40 километрах от столицы, мы открыли наш первый сезон большим концертом».
Но довелось Дмитрию Даниловичу Головину быть участником и других концертов: за колючей проволокой Ивдельлага на Северном Урале, где не назывались ни имена, ни почетные звания. А так: выступает солист ансамбля… аккомпанирует солист оркестра, танцуют солистки балета.
По крайне грубому и откровенно сфальсифицированному делу во время войны Д. Головин и его сын В. Головин (впоследствии известен как автор и режиссер телевизионных «Голубых огоньков» 60-х годов) были осуждены за убийство актрисы З. Райх – вдовы Сергея Есенина, а позднее жены В. Мейерхольда. Сыну приписали убийство, отцу – соучастие. Чудовищный клубок обвинений пал на добрых и хлебосольных соседей, живущих в одном подъезде с не менее уважаемой семьей всемирно прославленного режиссера. После многочисленных хлопот коллектива Большого театра Головины были оправданы и освобож-дены. Отпало беспочвенное обвинение в убийстве, но осталось еще надолго, почти на 10 лет, клеймо – «антисоветская пропаганда и враждебная деятельность против советского государства». Оно было окончательно смыто Военной коллегией Верховного Суда СССР только 25 ноября 1965 года.
Забвению не подлежат не только гордые и радостные страницы его биографии, но и печально знаменитый «особый концерт», который устроило в конце 40-х годов лагерное начальство для членов комплексной экспедиции Академии наук СССР.
70 докторов и кандидатов наук, прибывших для изысканий на Северный Урал, стали зрителями и слушателями невиданного доселе концерта, исполнителями которого были корифеи советского искусства, оказавшиеся вне общества отнюдь не по своей вине.
Впрочем, пора сослаться на воспоминания старейшего советского театроведа М. Грина, который в ту пору руководил театром заключенных в Ивдельлаге: «... Вечером нас вывели из зоны... Пришли в клуб, расположились в гримуборных, и тут прибежал наш лейтенантик и, отозвав меня в сторону, сказал:
– Есть приказ – фамилии артистов не называть!
...Все шло тихо, мирно, пока я не объявил: «Элегия», музыка Массне, исполняет солист театра... Из-за кулис появился Дмитрий Данилович Головин, знаменитый баритон Большого театра. И вдруг зал – его штатская часть – взорвался аплодисментами:
– Здравствуйте, Головин! Привет, Головин! – неслось из зала. Лагерное начальство сидело мрачнее тучи, но что оно могло поделать?
И тут произошло невероятное – вся московская академическая комиссия кинулась за кулисы...
Ученые обступили Головина. Они совали ему в карман деньги, пока кто-то из нас не сказал, что деньги здесь не нужны – нам ничего не продают. Тогда, кто помоложе, кинулись в лагерную гостиницу, где они проживали, и через несколько минут притащили нам, вероятно, все свои московские запасы!»
Младшая сестра Д. Головина – Антонина Даниловна в 20-х годах – воспитанница Ставропольского музыкального училища, затем артистка оперного хора Большого театра оказалась доброй хранительницей семейной хроники и к тому же удивительной рассказчицей. Из ее уст мы узнали об одном эпизоде, которым и хочется увенчать рассказ о знаменитом нашем земляке:
«...Году в 1912-м или 1913-м брат работал матросом на небольшом черноморском рейсовом пароходике, старательно драил как-то палубу и, как всякая открытая душа, пел, пел... Как случилось, что на этом пароходе оказался сам Шаляпин? Не знаю, по какому случаю подошел к матросу, заслушался, удивился несказанно...
– Как звать-то тебя, парень?
– Митька! – А тебя? – с прямотой крестьянской отозвался матрос.
– А меня Федькой! – ответил Шаляпин. – Ты обязательно, братец, учись петь».
Н. С. Дикалова, В. В. Госданкер
// Ставропольский хронограф на 2004 год. – Ставрополь, 2004. – 191–195.
.jpg)