Н. И. ВОРОНОВ: ПЕДАГОГ, ЖУРНАЛИСТ, КАВКАЗСКИЙ ЭТНОГРАФ
В конце августа I854 года в Ставрополь приехал кандидат Харьковского университета Николай Воронов (1832–1888), назначенный младшим учителем латинского языка. В нашем городе он прослужил недолго, до конца марта 1856 года. Но эти полтора года стали временем становления выдающегося человека, талантливого педагога, наблюдательного и вдумчивого журналиста, одного из первых крупных кавказских этнографов.
Родился Воронов в 1832 году в уездном городе Валки Харьковской губернии в семье педагога. Его отец, Илья Иванович, долгое время был штатным смотрителем, заведующим местным уездным училищем. По своим взглядам он примыкал к просветителям. В журнале «Украинский вестник» за 1817 год Илья Иванович опубликовал интересную статью «О причинах различия умственных и нравственных способностей».
После окончания училища старшим сыном в родном городе отец определил его в Харьковскую гимназию. Воронов сохранил об этих годах самые мрачные воспоминания, которыми поделился позже в статье в столичном «Журнале для воспитания».
Со школьной скамьи перешел Николай Воронов в аудитории Харьковского университета, став казеннокоштным студентом историко-филологического факультета. Время учебы в альма-матер, с 1849 по 1853 год, совпало с «мрачным семилетием». Однокашник Николая Ильича, впоследствии известный поэт-сатирик Петр Вейнбер, описал свою студенческую жизнь спустя много лет в статье в журнале «Русское богатство» за 1905 год.
Особенно запомнился Воронову грозный визит Николая I. Осмотрев фрунт студентов, самодержец приказал исключить из университета несколько десятков воспитанников: кого за усы и бакенбарды, кого за ненадлежащую форму одежды. Отчислили почти пятую часть студентов.
Но и в этой атмосфере самодурства нашлись наставники, сеявшие «разумное, доброе, вечное». Глубокими знаниями, умением воспитывать в студентах любовь к науке, к знаниям выделялся Д. И. Каченовский, – племянник известного московского историка, главы «скептической школы». Собирались юноши у молодого профессора Николая Трофимовича Костыря, где встречи превращались «в настоящие духовные праздники».
Оба наставника примыкали к «западникам», а особенно симпатизировали они Тимофею Грановскому. Сам Воронов, по воспоминаниям его младшей дочери Людмилы, уже на университетской скамье зачитывался статьями Белинского.
Получив диплом, Николай Ильич несколько месяцев искал место службы и, наконец, поступил учителем в Курское уездное училище с весьма незначительным окладом. В 1853 году начал действовать новый устав Кавказского учебного округа. Он предусматривал значительное увеличение объема преподавания латинского языка.
Попечитель учебного округа барон А. П. Николаи попросил ректора Харьковского университета порекомендовать ему знающих выпускников. И в июне 1854 года Воронов получил назначение в Ставрополь. Переход из уездного училища в гимназию считался значительным повышением по службе. Увеличилось и жалованье.
Учительствовал Воронов, видимо, вполне успешно. Людмила Воронова рассказывала о впечатлениях его учеников: уроки были интересными, яркими, доступными. Молодой педагог умел объединять вокруг себя своих воспитанников. Собирались юноши талантливые, говоря современным языком, нестандартно мыслящие, вырабатывавшие у себя прогрессивное мировоззрение. Людмила Николаевна считала даже, что отец создавал везде, где служил, подпольные революционные организации, хотя тут не обошлось и без некоторого преувеличения.
Вскоре после приезда в Ставрополь, в октябре 1854 года, учителя латинского языка назначили еще на одну должность – воспитателя гимназического пансиона. Он получил возможность завязать широкие контакты с гимназистами.
Вероятно, вскоре Николай Ильич подружился со своим старшим коллегой, преподавателем латинского языка Евгением Нарбутом (1825–1894). Потомок Древнего белорусско-литовского рода Евгений Антонович Нарбут окончил курс в Петербургском университете и служил в Ставропольской гимназии с января 1150 года. Он вел занятия не только со старшеклассниками, но и преподавал педагогику и дидактику специалистам: так назывались выпускники, которые учились еще полтора года после окончания гимназии и получали звание учителей уездных училищ.
Часто собирались в гимназии любители литературы. Они обсуждали литературные новинки и сочинения однокашников. Юные прозаики и поэты подарили сборник своих опытов «Елка» директору гимназии Я. М. Неверову. Сейчас он хранится в отделе письменных источников Государственного исторического музея (далее ОПИ ГИМ).
Весной 1855 года заболел младший учитель русского языка Иван Трифонович Хламов, а затем попросил перевести его в Дербент. Замещать больного назначили Воронова. Второклассник Герман Лопатин с благодарностью вспоминал своего наставника спустя 60 лет, хотя Николай Ильич вел уроки у него всего три месяца!
А летом «переместили» в Кубанскую войсковую гимназию, в Екатеринодар (ныне Краснодар), старшего преподавателя словесности Ф. Д. Илляшенко. На его место директор Неверов решил пригласить учителя Калужского училища Федора Юхотникова. Однако попечитель А. П. Николаи прочил в преподаватели Золотарева, поэтому перевод затягивался. Неверов доказывал: Юхотникова советует взять в гимназию сам профессор Грановский, да и будущий словесник уже разработал очень хорошую программу преподавания. Наконец попечитель согласился.
Временно вести словесность назначили Воронова и Нарбута. Педагоги также готовили старшеклассников к конкурсу на лучшее сочинение. Воронов вскоре стал редактором пансионного журнала. Он сблизился и даже подружился с выпускником, причем земляком, харьковчанином, Александром Трачевским. Возможно, они были знакомы еще в Харькове.
Активно участвовал в выпуске пансионного сборника член редколегии шестиклассник Семен Попов. Яркими литературными способностями выделялся пятигорчанин Петр Диков. В сборнике «Елка» он поместил дорожный «Дневник» своей поездки на летних каникулах из Ставрополя в Пятигорск, а также рассказы из казачьей жизни. В «Дневнике» Диков, пользуясь воспоминаниями родственников и соседей, рассказал о дуэли Лермонтова с Мартыновым.
Близок был к этому кружку вольноприходящий ученик Владимир Демьяновский, сын интендантского чиновника.
Видимо, вскоре после назначения надзирателем гимназии Воронов начал обсуждать с пансионерами наиболее интересные произведения литературы. В очерке «Ставрополь», напечатанном в газете «Одесский вестник» в 1858 году, когда автор служил уже в Екатеринодаре, Воронов описывает ставропольский кружок книгочеев, явно указывая, что его члены были не офицеры и чиновники, а юные вольнодумцы, почти подростки. С жаром обсуждали они «страницы вдохновенного русского поэта». Воронов сравнивает гимназистский кружок с описанием кружка петербургских любителей литературы из сохранившихся глав второго тома «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. Не исключено, что гимназисты дискутировали именно о гоголевской поэме, ведь фрагменты второго тома были опубликованы Кулишем в 1855 году.
Воронов видел: обстановка в пансионе, руководство которым Неверов полностью доверил инспектору В. Д. Терзиеву, нелегкая. Он присваивал себе деньги, предназначенные на покупку одежды и на питание пансионеров. Юноши долго молчали и терпели, но в конце концов написали жалобу директору. Она сохранилась в ОПИ ГИМ.
В середине октября 1855 года на юбилейный торжественный акт приехал сам попечитель барон А. Николаи. Накануне Нарбут подал Неверову рапорт, в котором пытался открыть глаза директору на положение дел в пансионе. К этому времени инспектор Терзиев «завел» целый отряд шпионов из воспитанников. А одного из них, двоечника Червинского, уговорил признаться, что именно Нарбут был подстрекателем «ябеднического доноса» пансионеров.
Попечитель назначил ревизию бухгалтерии пансиона, но тут же исключил из него четырех воспитанников, в их числе Петра Дикова и Виктора Попова, оставив, правда, за ними право окончить курс наук.
Сочинение Дикова на деликатную тему – показать несомненно земное происхождение религии Магомета из-за резких оценок педсовета к чтению не допустили. Кроме того, Неверов нашел в нем признаки пантеизма. И хотя он сам в студенческую пору увлекался философией Шеллинга, а позже Гегеля, все же дал юноше разъяснение о неверном направлении его мировоззрения.
В конце декабря Неверов сообщил Николаи о явных признаках вольномыслия среди воспитанников гимназии. Нарбут был отстранен от должности еще в октябре и послан на службу в Армавир, тогда крохотный поселок недалеко от границы с закубанскими горцами, но тяжело заболел и слег.
А мимо инспектора-казнокрада гроза прошла стороной. Чиновники контрольной палаты нашли «ошибки» Терзиева незначительными и уважительными. Инспектора, имеющего влиятельных родственников, оставили, а бухгалтера уволили.
В конце декабря Воронов написал прошение об увольнении с должности надзирателя пансиона. До начала января 1856 года он замещал старшего учителя словесности. 28 декабря 1855 года на торжественном акте Воронов сделал доклад «О падении стихотворной формы в новейшей русской литературе». В нем явно отразились взгляды Белинского. С сокращениями доклад был напечатан в «Ставропольских губернских ведомостях».
В январе 1856 года гимназическое начальство начало допросы пансионеров. Выяснилось: Нарбут проводил по ночам тайные беседы с гимназистами, особенно с выпускниками Виктором Поповым и Петром Диковым. Червинский сообщил, что Нарбут называл порядки в России деспотическими, а Диков декламировал атеистические стихи Беранже «Добрый бог». Неверов даже хотел обратиться к жандармам, но Николаи отсоветовал: «Ничего законно-положительного III Отделение не откроет, а на репутацию гимназии ляжет несмываемое пятно...»
В феврале 1856 года попечитель отправил больного Нарбута в отставку с подозрением в неблагонадежности, а Воронова, видимо, защищавшего друга, перевели в Екатеринодар.
Но дух вольнодумства в гимназии остался. На следующем юбилейном акте, в октябре 1856 года, Владимир Демьяновский прочитал сочинение о новгородской и псковской общинах, которые попечитель оценил как апофеоз демократии. Семен Попов, оценивая отражение эпохи Екатерины II в произведениях Державина и Фонвизина, диалектически подошел к «блестящему веку»: одописец показал лучшие стороны, а сатирик – мрак невежества провинциального дворянства. Попечитель назвал Семена Попова «маленьким Нарбутом...»
Дальнейшая деятельность Воронова проходила за пределами Ставрополя, хотя он нередко посещал наш город.
Воспоминания Воронова о гимназии и ее учениках, некоторые из которых, например, Трачевский, стали его друзьями на всю жизнь, легли в основу очерка о Ставрополе. Он был опубликован в мае 1858 года в газете «Одесский вестник» в серии «Дорожные заметки на разных путях Южной России». В очерке также подробно описывается степное Предкавказье: земля черноморских казаков, западная часть теперешнего Краснодарского края, и наше Ставрополье. Сел и станиц в 50-х годах прошлого века здесь насчитывалось тогда немного, а степи заполонили буйные травы, ковыли да полынь. Распахивалась небольшая их часть, остальное же пространство занимали пастбища, на которых скот пасся из-под копыта.
Города в этих местах были очень маленькие. В Ставрополе тогда жило около 15 тысяч человек, и он состоял из нескольких улиц с деревянными домишками и мазанками.
Воронов ратовал за быстрое развитие Северного Кавказа. «Дайте степи людность», – призывал он к ее свободному заселению, быстрому развитию промыслов, а затем промышленности и сельского хозяйства, к созданию сельских школ, прогрессу городов. Очерки наиболее полно знакомили читателей с глухим тогда и отдаленным «русским» Кавказом...
В 1860 году Воронов женится на ставропольчанке Флоре Гаврино. Молодая жена, увы, вскоре умерла.
После отставки в 1861 году Николай Ильич устанавливает тесные связи с Журналом «Русское слово», а в феврале-мае выезжает за границу, посещает Лондон, встречается с Герценом и Огаревым. Однако, по возвращении, в октябре, его арестовывают в Тифлисе и заключают в Петропавловскую крепость. Привлеченный к следствию по «делу о 32 лицах, обвиняемых в связи с лондонскими пропагандистами», Воронов сумел добиться оправдания и весной 1863 года его освободили.
В конце 60-х годов Воронов стал сотрудником Кавказского горского управления в Тифлисе, где и начал выпуск «Сборника сведений о кавказских горцах», который сохранил до сих пор большую научную ценность. В 1876-1880 годах Николай Ильич редактировал самую крупную на Юге России газету «Кавказ». В 1880 году он вышел в отставку по болезни и умер в 1888 году.
М. Коршунов
// Ставропольский хронограф на 1997 год. – Ставрополь, 1997. – С. 50-56.
.jpg)