Родился Олег Пантелеймонович Попов

ОЛЕГ ПАНТЕЛЕЙМОНОВИЧ ПОПОВ

Эта история передавалась устно от одного поколения музейных работников к другому, постепенно превращаясь в легенду. О драматических событиях спасения «Домика Лермонтова» от уничтожения в январе 1943 года в музее знали не только по книге Е. И. Яковкиной «Последний приют поэта». Рассказывала об этом и участница событий И. Ф. Шаховская. Но имя того, кто в критический момент нашел единственно верное решение, вслух, обычно, не произносилось. На то были причины.

 Прошли годы. В 1981 году в разговоре с лермонтоведом Л. Н. Назаровой один из музейных сотрудников высказал сожаление о том, что спаситель «Домика», очевидно, сгинул где-то в лагерях ГУЛАГа, и ничего о нем неизвестно. «Как же сгинул? – удивилась Людмила Николаевна. – Он жив – здоров. Давно прощен. Если бы был тяжко виновен, то не разрешили бы ему работать в школе. В списке авторов «Лермонтовской энциклопедии» значится и его фамилия – он подготовил несколько статей. У нас самые теплые, дружеские отношения».

Через некоторое время Олег Пантелеймонович Попов, бывший научный сотрудник «Домика Лермонтова» с 25 ноября 1937 года по 9 августа 1942 года, о котором так долго хранили молчание, прислал в Пятигорск свои воспоминания.

О. П. Попов родился 22 декабря 1914 года в городе Смоленске. С середины 30-х годов жил в Пятигорске. Сотрудничал в краевых газетах «Северо-Кавказский большевик», «Молодой ленинец» и «Пятигорская правда». Учился заочно в Северо-Осетинском государственном пединституте, где преподавал выдающийся лермонтовед Л. П. Семенов. Уже в эти годы О. П. Попов начинает заниматься изучением творчества М. Ю. Лермонтова. Когда Елизавету Ивановну Яковкину назначили директором музея «Домик Лермонтова», она предложила О. П. Попову стать здесь научным сотрудником. Ему была поручена музейная переписка, проводил он экскурсии, читал лекции – словом делал все, что было необходимо. Да еще писал стихи.

В 1941 году исполнялось столетие со дня гибели Лермонтова. В Пятигорске готовились широко отметить эту дату. Среди других мероприятий намечалась выставка в городском театре. Специально для нее пятигорские художники задумали создать ряд живописных полотен на лермонтовскую тему. Среди авторов была молодая художница Ирина Шаховская. Приступая к работа над картиной «Бал в гроте Дианы», она пришла в «Домик Лермонтова», где и познакомилась с О. Поповым. Через некоторое время Ирина стала его женой...

Началась Великая Отечественная война. Жизнь страны разом изменилась. Но в Пятигорске все же отметили лермонтовский юбилей. Состоялась в театре и выставка, на которой экспонировалась картина Шаховской.

Враг приближался к Кавказу. В музее наступили сложные дни. На фронт Попов не попал. По причине плохого зрения ему выдали «белый» билет и послали сначала на строительство укреплений, а позже – на сельхозработы в Арзгирский район. Он вернулся оттуда в начале августа 1942 года, а через несколько дней в Пятигорск вошли немцы. От музея потребовали, чтобы в нем остались работать лишь три человека. Олег сам предложил оставить М. Ф. Николеву, эвакуированную из Ленинграда, и Н. В. Капиеву, у которой были маленькие дети. Иначе поступить не позволяло его мужское достоинство. Не пожертвуй он собой в тот момент, может быть, его дальнейшая судьба сложилась бы более благополучно...

 Как трудно жилось музею в период оккупации ярко описала Е. И. Яковкина в книге «Последний приют поэта». Она отмечает также, что никто из его бывших сотрудников, оставшихся в Пятигорске, не покинул «Домик Лермонтова». Они приходили в маленький музейный дворик чуть ли не каждый день. И среди них часто бывал молодой человек с повязкой полицая на рукаве. Олегу выпала тяжкая доля... После увольнения из музея нужно было решать, как жить дальше. Из воспоминаний очевидцев известно, что Олег не раз предупреждал жителей вверенного ему района о предстоящих арестах. К тому же в Пятигорске находилось много эвакуированных ленинградцев. Они приехали сюда, спасаясь от блокады, а попали в оккупацию. Так в нашем городе оказалась Л. Н. Назарова, которая перед войной работала в «Домике Лермонтова» экскурсоводом по заданию Пушкинского общества. Она осталась жива благодаря Попову, который в паспортах ленинградцев проставлял штамп постоянной пятигорской прописки задним числом. Таким образом, ленинградцы, за которыми немцы охотились, формально становились пятигорчанами

Наступил новый 1943 год. В городе ждали освобождения от фашистов. Невозможно без волнения читать воспоминания Е. И. Яковкиной о драме, разыгравшейся в «Домике Лермонтова» в один из январских дней: «10 января около пяти часов вечера в ворота музея громко постучали, я быстро подошла к калитке, но открыла не сразу... Руки не поднимались... Стук повторился с новой силой. Как только я отодвинула задвижку, калитка распахнулась и во двор ввалился сильно подвыпивший полицай с каким-то свертком под мышкой. Он направился к скамейке, стоявшей напротив «Домика». Там сидели сотрудники и друзья музея... Не успев дойти до скамьи, полицай заорал:

– Мне поручено поджечь музей.

Все оцепенели. Минуту длилось молчание... Заговорили все сразу:  

– Это невозможно! «Домик Лермонтова» нельзя уничтожить...

М. Ф. Николева, потянув полицая за рукав, усадила его рядом с собой на скамью. Попытка убедить его, что «Домик» – памятник великому русскому поэту, что все русские люди должны чтить память Лермонтова, – были тщетны. Поджигатель пьяным голосом кричал:

– Я жить хочу! Я головой отвечаю! Велели поджечь, вот и подожгу!

Кто-то задал вопрос:

– Кто тебе дал распоряжение?

Фашист назвал какую-то фамилию. Под предлогом проверки распоряжения полицая удалось увести». С помощью О. Попова, убедившего полицая, что якобы музей уже заминировали немцы, угрозу поджога удалось отвести.

13 января писатель В. Закруткин, прибывший в Пятигорск с частями Красной Армии, которые освобождали город, оставил в музейной книге отзывов запись: « Об этом священном для всех нас месте – домике, где жил поэт, мы думали в горах, там, где наши товарищи сражались с немцами. И мы счастливы, что полки Красной Армии освободили Пятигорск. Мы счастливы, что «Домик Лермонтова» сохранили». А Олег Попов? Кто он – герой или предатель? Счастлив герой, погибший на глазах у всех. Имя его сразу же становится бессмертным. А если жизнь поставила человека в сложнейшие условия? Положите мысленно на одну чашу весов Фемиды повязку участкового полицая, а на другую – десятки человеческих жизней и святыню нашей культуры музей «Домик Лермонтова», спасенный О. Поповым, и решите сами, какая чаша перетянет.

Никто в музее не знал, что ждет «бывшего «полицая», который и бежать-то не собирался, не чувствуя за собой какой-то особой вины.

Выход нашла сотрудница «Домика Лермонтова» М. Ф. Николева. Она укрыла Попова в своей квартире, которая находилась здесь же в музее, в подвале дома Чилаева. Что чувствовал, что переживал Попов в крошечной полутемной каморке-чулане? Свои чувства он поведал в стихах, которые сложились в эти дни:

Покрытый инеем Машук
Мне часто в эти ночи снится.
Лишь тусклый свет да ветра шум
Гостят сейчас в моей темнице.

Когда опасность миновала, он вернулся домой. Им никто не интересовался. Потом хотел попасть на фронт. Но также, как и в начале войны, его не допустили из-за плохого зрения. По совету знакомых Попов решил перебраться в село Благодарное, чтобы начать новую жизнь, – в Пятигорске не было возможности устроиться на работу. Путь из Минеральных Вод до Благодарного он проделал пешком. Приют нашел в зерносовхозе № 12, где устроился бухгалтером. А вскоре туда перебралась и жена И. Ф. Шаховская.

Когда вышло постановление об отзыве на школьную работу тех, у кого было педагогическое образование, Попов стал работать учителем, а затем завучем в совхозной школе. Однажды написал статью о своей работе, и «Учительская газета» ее опубликовала. Вскоре Попов получил предложение от Академии педагогических наук рассказать о своем учительском опыте подробнее. Завязалась переписка. В марте 1947 года из Москвы пришло письмо, где сообщалось о намерении академии зачислить Олега Пантелеймоновича внештатным научным сотрудником.

Но надеждам не суждено было сбыться. В марте 1947 года он был арестован за сотрудничество в газете «Пятигорское эхо» и работу в качестве участкового надзирателя полиции во время оккупации Пятигорска. О. П. Попова осудили к ссылке на каторжные работы сроком на двадцать лет с поражением в правах на пять лет и с конфискацией имущества. О. П. Попов был сослан в Воркуту, где работал на строительстве и в шахте, добывая уголь, а затем в школе для заключенных. Освобожден в феврале 1956 года со снятием судимости и был полностью восстановлен в правах.

После освобождения О. П. Попов с отличием окончил филологический факультет государственного пединститута в Ростове-на-Дону.

В Воркуте О. П. Попов прожил двадцать пять лет. Здесь он продолжал заниматься литературоведением: получил от лермонтоведа В. А. Мануйлова предложение написать несколько статей для «Лермонтовской энциклопедии». Первой, как считал сам автор, была статья о церковнославянизмах в языке Лермонтова, но, к сожалению, из-за сокращения объемов энциклопедии она не была опубликована.

После выхода на пенсию О. П. Попов перебрался на жительство в поселок Семибратово Ярославской области, где на протяжении пятнадцати лет руководил «Клубом любителей поэзии». На занятиях клуба звучали и его стихи. В это же время О. П. Попов сотрудничает в журналах «Русская литература», «Русская речь» и в других, а также в местной периодической печати, где публиковались его статьи о Лермонтове.

С 1995 года с помощью Государственного музея-заповедника М. Ю. Лермонтова некоторые его статьи по лермонтоведению, стихи публиковались в краевой курортной газете «Кавказская здравница». Таким образом, доброе имя спасителя музея «Домик Лермонтова» было восстановлено. Фотография О. П. Попова экспонируется в литературном отделе Государственного музея-заповедника М. Ю. Лермонтова. В настоящее время в музее ведется работа по составлению личного фонда О. П. Попова.

О. П. Попов скончался 3 февраля 2000 года, а спустя два месяца в Семибратово пришли документы из Ставропольской прокуратуры о его реабилитации.

А. Н. Коваленко

// Ставропольский хронограф на 2004 год. – Ставрополь, 2004. – С. 215–219.