Семейная история о Великой Отечественной войне

Я, Соболева Раиса Александровна (Карицкая), родилась на хуторе Этока Незлобненского сельского совета Георгиевского района Ставропольского края. Мне исполнилось 8 лет, в год начала войны я пошла в 1-й класс.

Папу, Александра Ильича Карицкого, до войны призвали в действующую армию. Служил под Киевом. Там его и застало начало войны. Весь их полк был пленен. Мы за  четыре года войны не получили от него ни одной весточки. После окончания войны всех пленных, освобожденных советскими войсками, заставили «отрабатывать»  плен: в шахтах, на стройках, на разборке разрушений и т. д. Мой отец попал на стройку на станцию Балашиха под Москвой. Оттуда он прислал на имя колхоза весточку, где узнавал, жива ли семья. Мама работала в колхозе в овощеводческой бригаде. За ней прибежали, сообщили, что отозвался муж, что жив, где находится. Весь хутор сбежался, поздравляли, плакали, обнимались, кричали «ура». И только когда его отпустили, он рассказал, где он был, через что прошел: все четыре года он был в плену у немцев, побывал во многих концлагерях, пытался бежать, его догнали, били, не кормили, издевались, чудом остался жив… 

Он вернулся домой, стал работать в колхозе. Затем мы переехали в станицу Незлобную, мне нужно было продолжать учебу. Первый год, в 5-м классе, я училась уже там, живя у дяди, а на выходные пешком (15 км)  ходила домой на хутор. Было страшно: идем вдвоем с подружкой, оглядываемся, боимся волков. Закончила 10 классов, поступила в Педагогический институт в г. Орджоникидзе, по окончании отработала на Алтае 2 года, затем работала в Комсомольской средней школе № 32 учителем химии и биологии.В плену было очень тяжело: голодные,  еле живые, непосильно работали, ели даже крыс, варили суп из сапог, снятых с умерших. Совсем ослабевших фашисты убивали. Отец чудом выжил. Его отправили работать на ферму, выращивать свиней. Там стало легче, он и его товарищи ели пареную картошку и корм, который готовили  животным. Все это он рассказывал не маме и детям, а своим братьям. У отца было три брата, все они воевали. Не вернулся с войны самый младший брат Михаил, пропал без вести. Иван – старший, вернулся с ранением в ногу, Прокофий был контужен, а отец мой Александр – весь изувечен и душой, и телом, но живой. Вот так прошла война у моего отца. Через несколько лет моего отца отпустили со стройки. В дальнейшем он был реабилитирован.

Моя мама, Мария Степановна Карицкая (Овчинникова), родилась в станице Марьинской и жила там до замужества с Карицким Александром. После замужества им, казакам, выделили землю на Этоке. Там они с семьями братьев Ивана и Прокофия построили себе жилье по соседству. Там же родились все дети: я (1933 г. р.) и брат Петр (1937 г. р.). У дяди Ивана – Николай и Ольга, у дяди Прокофия – Михаил и Иван. Только-только начали подниматься в жизни, завели хозяйство, вступили в колхоз «Великий перелом», зажили. И тут грянула война. Маму забрали на рытье окопов под Моздоком, а мы оставались с братом одни дома, помогала нам соседка тетя Маруся Бабкина, ее не послали на окопы, так как у нее был грудной ребенок. Целый месяц мы были без мамы. А она, как и все женщины, находившиеся там, много натерпелась: зима, холодно, земля промерзла, лопате не поддавалась. Ломом долбили, а потом копали. Спали в кошарах, на соломе, полуголодные, измученные, но долг выполняли.

22 августа 1942 года пришли немцы. Я в это время была у бабушки Овчинниковой Анны Ильиничны в Марьинской, у нее гостила также Нюся – дочь маминого брата Ильи (он был на фронте), мамина сестра т. Надя. Немцы опутали все улицы проводами, и мы боялись на них наступать. Ночью летало много самолетов, небо казалось черным от их количества. Помню, что перед рассветом тетя Надя несла меня сонную в окоп, который был выкопан в огороде, открыв глаза, я увидела такое их множество, что они и сейчас у меня перед глазами, и я слышу их гул.

В один из дней мы узнали, что будет в станице или возле нее бой. Нам объявили, чтобы мы покидали дома, взяв на 2-3 суток еды и воды. Вечером у бабушкиного двора собрались соседки и мы дети рядом. Тетя Надя рассказала собравшимся свой сон: «На небе к востоку виднелись светящиеся кресты…». Это к «умерущему» (покойнику). Именно это слово врезалось мне в память, хотя я тогда не поняла сказанное. Все стали расходиться по домам, кто-то крикнул: «Что-то летит». Все глянули и увидели летящий снаряд. Мы бегом побежали в хату, за подушками, одеялами, чтобы быть в окопе. В это время бабушка доила корову. Мы добежали до навеса и увидели, как в нашем дворе разорвалась «летящая, сверкающая бомба». Дым, гарь, пыль с осколками, а мы с Нюсей за печкой (это было под навесом, как летняя кухня), а тетя Надя поодаль от нас, на подушке с подпертой локтем головой, вся в крови (осколок попал в грудь, и она сразу умерла). Нюся схватила меня и потащила в окоп. Обожжённые, оглохшие мы сидели в окопе. Я была в шоке, что было дальше – не помню...

По рассказам родственников, бабушку волной отбросило от коровы, корова убежала. Прибежали соседи, тетю Надю занесли в сарай. Меня посадили в повозку, привели бабушку, кричащую от горя, и все уехали за пределы села. Остановились в поле подсолнечника, он был такой маленький и редкий, что все просматривалось. Всех женщин предупредили, чтобы они сняли свои белые платки и не скапливались в одном месте, а разбрелись по полю по 1-2 человека. Мы потеряли с Нюсей бабушку. Невдалеке был слышен грохот орудийных залпов, взрывы. К утру мы добрались до оросителя и спрятались в камышах. Днем многие взрослые ушли в станицу и бабушка тоже, надо было похоронить тетю Надю. Мы в камышах пробыли еще 3-4 дня, хорошо хоть вода была рядом. Пришли домой с сестрой голодные, а во дворе воронки от бомб и снарядов. Жутко и страшно… Эти дни я помню до сих пор. И сейчас, когда мне более 80-ти лет, я хочу, чтобы не было войны, чтобы не страдали дети и взрослые.  Давайте будем помнить тех, кто погиб на фронте и в тылу, в оккупации и в плену. Погиб ради того, чтобы мы жили.

 

Историю записала Соболева Раиса Александровна.