В НЕМ ПЛАМЕНЬ ЧУВСТВА НЕ УГАС
Меня чужбины вихрь умчал
И бросил на девятый вал
Мой челн, скользивший без кормила;
Очнулся я в степи глухой,
Где мне не кровною рукою,
Но вьюгой вырыта могила.
А. И. Одоевский
Породненность русской культуры с темой Кавказа столь очевидна, что стала общим местом в исторических сюжетах. Тем не менее, канун такой славной даты как 200-летие со дня рождения Александра Ивановича Одоевского вновь обращает нас к связям российской истории и литературы с Северным Кавказом и Ставропольем.
Поэт-декабрист А. И. Одоевский родился 8 декабря 1802 г. в семье князя Ивана Сергеевича Одоевского и княгини Прасковьи Александровны, бывших двоюродными братом и сестрой. Отец будущего поэта был русским человеком XVIII века. Новое столетие князь встретил тридцатилетним офицером российской армии, увенчанным славой побед екатерининского времени, удостоенным чести служить адъютантом у всемогущего и мудрого Г. А. Потемкина. Принадлежность к древнейшему княжескому роду Рюриковичей была для него не предметом родового чванства, а основанием для щепетильного отношения к личной чести и личному долгу перед Отечеством.
В сыне своем Александре генерал-майор И. С. Одоевский воспитывал высокие чувства гражданственности и верности служебному долгу. Маленький Саша получил хорошее домашнее образование. В библиотеке отца мальчик познакомился с авторами французского Просвещения, в числе которых были Вольтер и Руссо; с западными новейшими экономистами Сисмонди и Адамом Смитом, с книгами гигантов европейского просвещения Сервантесом и Шекспиром. В 13 лет он был определен на службу в кабинет его величества мелким служащим. Такое положение не устраивало ни отца, который видел будущее своего единственного наследника в военной службе, ни самого Александра, рано почувствовавшего тягу к поэзии. Следуя желанию отца, который был для него не только абсолютным авторитетом, но и близким другом, ведь мать он потерял в 8 лет, А. Одоевский в январе 1821 г. поступил в чине унтер-офицера на службу в лейб-гвардии Конный полк.
Менее чем через год по повелению великого князя Константина Павловича Александр в 19 лет был произведен в юнкеры. В 1823 г. А. Одоевский стал корнетом Конной гвардии.
Не смея перечить любимому отцу, Александр не прекращал писать стихи. Правда, сам он не придавал своим литературным увлечениям большого значения, стихов не хранил и называл это «поэзией для себя». Немаловажное значение для развития поэтического дара юноши имела его дружба с А. С. Грибоедовым, родственником по материнской линии известным дипломатом и великим поэтом. Грибоедов, приезжая в Петербург, подолгу жил на квартире Одоевского. Молодые люди обсуждали литературные новости, читали новые произведения. Грибоедов втянул своего друга в литературную жизнь, познакомил его с драматургом и переводчиком А. А. Жандром, тем самым Жандром, который сыграл особую роль и в жизни Грибоедова, и в судьбе самого Одоевского. Жандр сохранил подлинную рукопись «Горя от ума», его вариация трагедии французского драматурга Ж. Ротру стала объектом единственной журнально-критической статьи Одоевского, именно на квартире Жандра он скрывался после разгрома восстания.
В конце 1824 г. А. И. Одоевский познакомился с А. А. Бестужевым, который ввел его в круг декабристов. Одоевский сошелся с К. Рылеевым, В. Кюхельбекером. С ним он даже издавал журнал «Мнемозина». Разговоры о поэзии незаметно перерастали в обсуждение путей исправления российских общественных порядков. Одоевского постепенно увлекли цели декабризма: просвещение и свобода народа, представительное правление Россией, отмена крепостного права, и в мае 1825 г. он стал участником Северного общества. Он не принадлежал к его активным руководителям, не участвовал в тайных совещаниях, не знал о планах цареубийства, но когда после смерти Александра I было принято решение о военном выступлении, принял это известие с подъемом и эмоциональностью поэтической натуры. Он ощущал гибельность задуманного декабристами дела, но считал смерть, как и многие люди его времени, символом высокого долга и чести. Ему принадлежит, по преданию, возглас: «Ну, что ж, и умрем! Ах, как славно мы умрем!» Накануне выступления Одоевский сутки дежурил в карауле Зимнего дворца, а на следующий день принял участие в восстании на Сенатской площади Петербурга во главе пикетирующего взвода с пистолетом в руках. Он даже пытался удержать вверенный ему взвод, когда солдаты стали разбегаться под шквалом царской картечи.
После двухдневных скитаний Одоевский по настоянию своего дяди Д. С. Ланского сдался властям и был помещен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. После долгого следствия, допросов, бесконечных раздумий в камере № 16 он со своими товарищами дождался высочайшего приговора, по которому был причислен к 4-му разряду и осужден на 12 лет каторги, монаршей «милостью» сокращенных до 8 лет. В крепости Одоевский оставался еще полгода, когда в сентябре 1826 г. ему разрешили свидание с отцом. Наконец, в феврале 1827 г. Александр Иванович отправился по кругам своей изгнаннической судьбы. Полтора месяца он вместе с тремя другими осужденными добирался до Читинского острога, где встретился с остальными друзьями по несчастью.
В Сибири он никогда не высказывал сожаления о происшедшем. Испытания не истребили в нем любви к поэзии, хотя и не научили ценить собственное творчество. Среди произведений А. И. Одоевского, сочиненных им в Сибири, несомненно выделяется «Наш ответ» на «Послание в Сибирь» А. С. Пушкина – «Струн вещих пламенные звуки до слуха нашего дошли...» Эти стихи были написаны весной 1827 г. Они проникнуты верой в правоту дела декабристов: «Наш скорбный труд не пропадет, из искры возгорится пламя...» Как известно, эти строки дали наименование и эпиграф социал-демократической газете «Искра», созданной Лениным.
В результате настоятельных ходатайств родных и близких, в том числе двоюродной сестры Александра, которая была женой князя И. Ф. Паскевича, через десять лет после пребывания в сибирской каторге и на поселении летом 1837 г. А. И. Одоевскому было позволено отбыть рядовым в действующую армию, в Кавказский Отдельный корпус. В те времена этот путь лежал по Черкасскому тракту через Ставрополь, бывший воротами Кавказа. От Казани, где состоялось его последнее свидание с отцом, он вместе с другими декабристами Назимовым, Нарышкиным, Лорером, Черкасовым и Лихаревым впервые ехал не этапом, а на почтовых с жандармом. Подъезжая к Ставрополю в октябре 1837 г., Одоевский заметил улетающую на юг стаю журавлей. Так появилось одно из знаменитых его стихотворений «Куда несетесь вы, крылатые станицы?» Начиналась последняя страница краткой жизни Одоевского.
В Ставрополе в то время готовились к встрече Николая I, собиравшегося заехать в город на обратном пути из Тифлиса. Командующий Азово-Черноморской оборонительной линией, герой войны 1812 г., генерал А. А. Вельяминов отбыл навстречу императору, и ссыльных принял на окраине Ставрополя генерал Засс по всем правилам гостеприимства, принятым Вельяминовым. Завтрак у генерала, его дружеское внимание к знатным рядовым поразили декабристов, вызвали надежду на улучшение своего положения. В эти же дни декабристы встретились с товарищем А. И. Герцена по кружку в Московском университете Н. Сатиным. В своих воспоминаниях Сатин особенно выделил А. И. Одоевского, который отличался глубоким умом, открытой душой и юной внешностью. Сатину принадлежит легенда о реакции Одоевского на прибытие в Ставрополь царя. Наблюдая за процессией, сопровождающей в ранних сумерках экипаж Николая I, с балкона гостиницы Найтаки, поэт якобы воскликнул: «Смотрите, ведь это же похоже на похороны!», а затем по латыни произнес в виде тоста: «Да здравствует Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!» На замечание о том, что его услышат жандармы, он возразил, что русская полиция по-латыни не обучена. Сомнительно, что эта история происходила в центре города, т. к. государственных преступников едва ли оставили бы в районе пребывания монарха, но подобные речи хорошо отражают экзальтированный характер Одоевского.
Как ни был короток срок, отведенный Одоевскому судьбой для пребывания на Кавказе – всего 2 года, но он вместил немало встреч с замечательными людьми, которые сохранили теплые воспоминания об опальном поэте-декабристе и передали эту память потомкам. В Ставрополе декабристы познакомились и со знаменитым Н. В. Майером, ставшим прототипом доктора Мейера в «Записках Печорина», сочиненных М. Ю. Лермонтовым. Майер близко сошелся с Александром Ивановичем на почве христианских убеждений. Как заметил Н. П. Огарев, большая часть знакомых ему ссыльных декабристов вернулась из Сибири глубоко набожными. Не был исключением и Одоевский.
Здесь же состоялось его знакомство с великим Лермонтовым. 12 лет разницы в возрасте не помешало их дружеской привязанности. Александр Иванович в ноябре 1837 г. получил назначение в Нижегородский драгунский полк, куда и отправился вместе со служившим в этом полку поручиком Лермонтовым. Впоследствии, узнав о смерти своего друга, Михаил Юрьевич посвятил ему стихи, в которых представил нам портрет своего товарища, с которым «тоску изгнанья делили дружно». Перед нами предстает певец, рожденный для «поэзии и счастья», не потерявший в буре жизненных испытаний ни «тихий пламень чувства», ни «речь живую», ни «звонкий детский смех», ни «веру гордую в людей и жизнь иную».
Вместе с Лермонтовым Одоевский посетил могилу своего друга А. С. Грибоедова и навестил в Цинандали его вдову Нину Александровну и ее отца князя А. Чавчавадзе. Стихи Одоевского «Два образа» и «Соловей и роза» стали отзвуком этих встреч. Молодую вдову он уподобил печально склоненной розе, тоскующей по песням соловья... Грустными предчувствиями полна его «Элегия»: «Что шаг – то гроб, на жизнь – ответной жизни нет...»
Следуя примеру других ссыльных, А. И. Одоевский испросил разрешения полечиться на Кавказских Минеральных Водах и летом 1838 г. приехал в Пятигорск, где познакомился с кругом курортников, в который входили отдыхающие дамы и разжалованные офицеры. Карты, балы, вечера – как будто и не было каторги, службы рядового. В Пятигорске Одоевский познакомился с близким другом А. И. Герцена Н. П. Огаревым, молодым 25-летним человеком, поэтом и общественным деятелем демократического направления. Они подружились, это была дружба учителя и ученика, восторженно взиравшего на мученический образ декабриста и мечтавшего идти той же дорогой. В своей книге «Кавказские воды», изданной в 1861 г., Огарев писал: «Одоевский был, без сомнения, самый замечательный из декабристов, бывших в то время на Кавказе». Этот отпуск подарил Одоевскому не только новую дружбу и светские знакомства, но и замечательные впечатления от живописной предгорной природы. Особенно хорош был Железноводск, куда в августе 1838 г. поэт приехал с Майером и Огаревым.
Служба Одоевского на Кавказе не отличалась особым разнообразием, но служил он честно и в 1839 г. дослужился до унтер-офицера. Весной 1839 г. он участвовал в десанте на берега реки Субаши, что на Черноморском побережье недалеко от современного Сочи. Больше, чем редкие набеги горцев, военных беспокоили жара и лихорадка. Не обошла болезнь и Одоевского. Его телесный недуг совпал с душевным, т. к. в июле он получил известие о смерти отца. Александр еще острее почувствовал вину за причиненные самому близкому человеку страдания. Александр Иванович отказался уехать с товарищами в Керчь и 15 августа 1839 г. умер от горячки в походной палатке. Замечательный поэт-декабрист был похоронен тут же, в форте Лазаревское. Со временем могила затерялась, но остались стихи и память о его замечательной судьбе.
Т. А. Булыгина
// Ставропольский хронограф на 2002 год. – Ставрополь, 2002. – С. 228–235.
.jpg)