Память о Великой Отечественной войне, надеюсь, сохранится в нашем народе и тогда, когда не останется в живых ни одного её активного участника, сражавшегося с оружием в руках или трудившегося в тылу.
Мой отец, Гальцев Андрей Владимирович, родился в 1922 г. в селе Тамбовка, которое тогда было районным центром Хабаровского края, а сейчас – Амурской области. В 1931 г. от тяжёлой болезни умер его отец.
На руках у матери осталось четверо сыновей и дочь. В 1937 г. двое старших братьев отца, колхозные активисты, оказались в группе комсомольцев, которым поручили перед началом посевной кампании доставить из города своим ходом новые трактора. Встречать вышло всё село. Поздравления, всеобщая радость. А наутро, когда эти же парни попытались вывести технику на пахоту в поле, трактора не завелись. Кто-то ночью подсыпал в двигатели песку. В диверсии обвинили … самих трактористов! Идиотизму логики следователя не было предела: «Кто же, кроме них, мог знать, куда надо сыпать?!» Братьев арестовали, а реальные вредители остались на свободе. В семье отца и до этого жили бедно. Ютились… в землянке! После ареста братьев стало совсем невмоготу. Андрей (мой будущий отец), младший из братьев, который учился тогда в шестом классе и был одним из лучших учеников, бросил школу и стал бродяжничать. Иначе прокормиться было нельзя. Он связался с более взрослыми парнями, родители которых, как я понимаю, тоже были арестованы. Бродяжничал около полутора лет. Рассказывал, что в любой серьёзной разборке мог легко получить удар ножом. То, что этого не случилось, считал чудом. Но по-крупному отцу повезло в другом. Любимая учительница, встретив его случайно одного, без дружков, на улице, чуть не силой привела к себе домой. Уговорила остаться у неё жить. Она и прокормила в голодуху. Позже братьев освободили из тюрьмы, так как все ложные обвинения с них были сняты. Отец мой вернулся домой и в школу. Но к началу войны из-за этих полутора лет успел закончить только … 9 класс.
На фронт были призваны все три старших брата отца – Василий, Степан и Семён. Двое из них погибли, третий – пропал без вести.
В феврале 1942 г. отец получил Аттестат о среднем образовании с отличием и стал курсантом Благовещенского пехотного училища, где был комсомольским секретарём. После окончания училища проходил воинскую службу в Амурской области, а позже – на Сахалине, на Камчатке и в Магадане. В 1945 г. он стал одним из участников разгрома миллионной Квантунской армии Японии, на броне танка вошёл в Харбин. В ту пору он был уже офицером армейской контрразведки «Смерш». За активное участие в операции по обезвреживанию японской шпионской сети на Дальнем Востоке отец был награждён орденом Красной Звезды, а также медалями «За победу над Германией» и «За победу над Японией». Позже, в мирное время, Гальцев Андрей Владимирович был награждён за доблестный труд тремя орденами и медалями, но награды, которым он был удостоен в военное время, ценил особо.
Мой дед по матери, Боронец Нестер Моисеевич, 1888 г.р., родился в Краснодарском крае. В начале прошлого века уехал с отцом на заработки на Дальний Восток. И принял участие в строительстве знаменитой КВЖД – Китайско-Восточной железной дороги. В 1920 г. вступил в партию большевиков. В Гражданскую войну был комиссаром по снабжению одного из партизанских отрядов, сражавшихся за Советскую власть под командованием легендарного Сергея Лазо. К началу Великой Отечественной войны он работал бригадиром одного из крупных колхозов, чьи земли простирались от станицы Ессентукской до станицы Бекешевской. Летом 1942 г., когда возможность захвата фашистами Кавказских Минеральных Вод стала очевидной, дед оказался в группе колхозников, получивших ответственное и жизненно важное для страны задание, – угнать колхозный скот на Восток, за Волгу. Ушёл с тяжёлым сердцем, оставив жену с дочерью в оккупации в Ессентуках. Вернулся уже после освобождения города. Наградой за достойную и героическую жизнь деда стал орден Знак Почёта.
Моя мама, Гальцева Надежда Нестеровна (в девичестве Боронец), родилась на Дальнем Востоке в 1923 году в г. Свободном. В 1935 г. по семейным обстоятельствам она переехала вместе с родителями в город Ессентуки. В 1941 г. она окончила среднюю школу № 3 им. Ф. Э. Дзержинского. Выпускной вечер был назначен на 22 июня…. После сообщения о начале войны торжественное мероприятие отменять не стали. Многие парни, одноклассники мамы, в этот вечер получили призывные повестки военкомата. Когда в городе открылись первые госпитали, мама пошла вместе с подругой в один из них. У подруги было удостоверение медицинской сестры, и она была принята в штат. Мама стала помогать медперсоналу на добровольной основе, лечить и выхаживать раненых бойцов.
Когда Днепропетровский фармацевтический институт эвакуировали в Пятигорск, мама поступила на первый курс. Вместе с другими студентами выезжала под Минводы на рытьё противотанковых рвов. В августе 1942 г., за 2 дня до прихода в город фашистов, многих раненых, кто не мог ходить, местные жители забрали из госпиталей по домам. Моя бабушка Прасковья Семёновна и мама в течение полугода выхаживали в подвале дома раненого лётчика, рискуя быть арестованными и расстрелянными. Выходили, выкормили, спасли. «Выкормили» в этом контексте – слово, пожалуй, странное. Живность ведь пришлось забить. Ту, что не успели, забрали оккупанты. Так что еда была – лепёшки из мамалыги, щи из лебеды да картошка, которую удалось сохранить или выкопать из замёрзлой земли. Ветки на растопку носили из городского парка. Спасённый лётчик после освобождения Кавминвод вернулся на фронт и снова бил врага. А мама продолжила учёбу в фарминституте. Параллельно с учёбой вечерами и по ночам изготавливала вместе с однокурсниками «коктейли Молотова» (бутылки с зажигательной смесью). В течение года у них в доме жили две студентки Ленинградской лесотехнической академии из числа эвакуированных на Кавказ.
Пришёл 1946 год, – и с ним окончание института. Распределили маму … в Магадан! Судьба распорядилась так, что долго и трудно добираясь до места работы, она встретила молодого офицера Андрея Гальцева. И с удивлением узнала, что он – её земляк, родился в Амурской области. Их свадьба состоялась 8 марта 1947 года в занесённой снегом столице Колымского края. О ночёвках мамы с пистолетом под подушкой (когда муж уходил на суточное дежурство) в одном из оставленных японцами домиков на Южном Сахалине, о добровольном увольнении отца из органов, о переезде молодой семьи в Ессентуки на постоянное место жительства, как и о многом другом из своей очень непростой, но честной, достойной молодости, мои родители рассказывали нам, детям, если мы очень просили.
В 1965 г., когда весь наш народ праздновал 20-летие Великой Победы, в моих родных Ессентуках в Комсомольском (Английском) парке был открыт памятник, посвящённый погибшим в Великой Отечественной войне. Под основанием памятника были торжественно захоронены останки советских воинов, умерших от ран в госпиталях города Ессентуки. Мама рассказывала нам – моему брату Михаилу, сестре Наталье и мне, – что первоначально тела бойцов хоронили на территории парка, за полотном железной дороги. Захоронения эти производились и тогда, когда война ещё шла, и в первые месяцы после её окончания. Позже, с открытием неподалёку Братских кладбищ, большая часть останков была перенесена туда.
Места первоначальных захоронений в парке мы, подростки, легко находили в 1960-е годы по прямоугольным провалам в грунте в полусотне метров от здания бывшего госпиталя (позже – санатория «Коммунист»).
Инициатива сооружения памятника погибшим воинам принадлежала участникам войны, проживавшим в Ессентуках. Идею горячо поддержал городской комитет Коммунистической партии. Первым секретарём горкома в те годы работал мой отец – Гальцев Андрей Владимирович. Знаю, что возведение этого памятника отец считал делом чести, и сделал всё, что зависело от него, чтобы памятник получился достойным. Позже ветераны войны и старшеклассники школ города обустроили аллею от улицы Пушкина к памятнику и высадили саженцы деревьев. Большинство этих деревьев сохранились до сих пор.
Наша мама, Гальцева Надежда Нестеровна, после возвращения с Дальнего Востока в Ессентуки более 40 лет проработала провизором аптеки в двух санаториях города – Северо-Кавказского военного округа и Центральном военном санатории. Тысячи бойцов, получивших ранения в годы войны, успешно лечились здесь многие годы.
Сейчас этот парк называется Парк Победы. Десятки лет 8 мая здесь на Героическую поверку собираются школьники. А в День Победы 9 мая сюда приходят ветераны, жители города и отдыхающие в санаториях. В последние годы сюда приходит Бессмертный Полк.
До ухода мамы в 2017 г. мы всегда приходили к Памятнику «Вечный Огонь». И мы гордимся тем, что к сооружению памятника причастен наш отец.
Эту историю записал Владимир Гальцев.
Седые дети героев войны
Поколению моего отца,
Гальцева Андрея Владимировича,
посвящается
А память о войне той не уходит…
Она по-прежнему в душе болит.
Со мной по пепелищам хладным бродит,
Хоть не был я в огне тогда убит.
Я даже не был ранен на рассвете:
Рождён был только восемь лет спустя.
Отцов-героев мы – седые дети.
Мы опоздали на войну. Хотя…
Мы столько помним о войне «чужого»,
Как будто сами защищали дзот,
Как будто в нас той ночью в полвторого
Дубасил аккуратно миномёт.
По фильмам, по стихам и по рассказам
Мы помним каждый день большой войны.
В атаку не бежали мы ни разу
И крошки не тащили из сумы.
В горячечном бреду на койке в зале
Бинты мы не срывали с другом в кровь.
И медсестре не мы слова сказали
Про подвиг, про войну и про любовь.
За Родину, за Сталина, за маму,
Которая осталась там, в тылу,
Отцы сполна отмстили басурману,
Детей и братьев потеряв в дыму.
Вернувшимся с войны мы – просто дети.
Уже седые, но бодры, стройны.
Отцов уж нет. За память мы в ответе.
За Честь и Независимость страны.
Почерневшее лето
Моей маме, Гальцевой Надежде Нестеровне,
простой труженице тыла посвящается
Ждёт выпускное праздничное платье.
Гуляла ты с подругою с рассвета.
И крик «Война!» был страшно необъятен…
И почернело солнечное лето.
Лазорево-ковыльные букеты
Рассыпались под ватными ногами.
Растоптано начавшееся лето
Безжалостными злыми сапогами.
Повестки одноклассникам вчерашним
И стёртые улыбки педагогов.
Ненужные крахмальные рубашки…
Команда отправляющего: «Трогай!»
И вот уж санитарные вагоны,
Носилки на вокзале под навесом.
И душу рвут несдержанные стоны,
И режут глаз кровавые пометы.
Ну, как же снять прилипшую повязку,
Пропитанную буро-серой кровью?!
И не расскажешь анекдот иль сказку…
«Ты потерпи, родимый! Будет больно…»
И черви под пропахшими бинтами…
«Гной удалить и рану обработать!»
Не убежишь на воздух, к свету, к маме:
Твои нужны здесь руки и заботы.
Вдруг сообщенье: «Немцы под Ростовом
Опять сломили нашу оборону!..»
И маршем к югу двинулись от Дона
Фашистские стальные батальоны.
И белая нестройная колонна –
На костылях, с пустыми рукавами –
С надеждой: «Может, раненых не тронут?..»
Но многие легли в цветах за рвами.
С отцом небритым спешное прощанье:
«Не ждите скоро! Ухожу с обозом».
Последние размазанные слёзы
И слабое о встрече обещанье.
И тайные предательские списки…
Воздастся всё той мерзостной руке!
Аресты и расстрелы стали близки, –
Скрывались на соседском чердаке.
И вот – январь! Прорыв! Освобожденье!
Вновь Кировский проспект и институт.
И радостное впроголодь ученье:
Буханки четверть все с надеждой ждут.
Фармхимия… меж строчек у Толстого
В испорченном – прости! – «Войне и мире».
Здесь, у Ростовой – воздыхатель новый,
А рядом – глянь! – H2 SO4.
За пазухой – согретая чернилка
И пальцы, что не гнутся над листами.
Профессора улыбка иль ухмылка:
«Вы, девушка, пожалуй, и не спали?»
Не спали. Снова трубки и бутылки:
Готовили «коктейли для наркома».
Метнёт сержант бутыль из-за затылка, –
И не дождутся Ганса где-то дома!
На Запад уходили эшелоны.
Салюты над большими городами!
Отцы надели новые погоны.
Я попытался рассказать о маме.
Владимир Гальцев
г. Ессентуки
.jpg)